И вновь о кровопийцах

Начало июня. Половина второго ночи. Небо чистое. Медленно начинает светать. Уснуть мешает отвратительный комариный писк. Укрыться с головой не дает летняя духота. Невидимый глазу комар кружится где-то возле моего лица. Писклявому созданию нет никакого дела до моих раздумий и переживаний. Люди для него — только еда. И он тоже не спит, мечтая поскорей напиться моей крови. Вспомнив о том, что кровь пьют только женские особи, решаю поставить небольшой эксперимент, целью которого станет проверка женской сообразительности. Всякая женская особь хорошо понимает, что главная опасность для неё может исходить от мужской руки. Поэтому и моя ночная гостья никак не решится присесть на мое лицо, понимая, что тем самым она сразу же окажется в зоне мгновенного поражения. Ведь дотянутся рукой до своего лица я смогу быстро и без труда. В целях продолжения эксперимента, слегка подвигав ногами, я высовываю из-под одеяла свою правую ступню. Писк комара начинает удаляться от моего лица, быстро приближаясь к моей оголенной правой ступне. И тут я погружаюсь в сложные раздумья. Если самка комара способна проводить анализ ситуации, оценивая риски и принимая при этом правильные решения, то для этого ей нужен мозг, — подумал я. — Но в её крохотной головке едва умещается тонкий хоботок. Место для мозга в столь крохотной женской головке попросту отсутствует. Как же моя писклявая гостья смогла догадаться, что дотянуться рукой до своей правой ступни я быстро не смогу. И любое из моих движений тут же предупредит её об опасности. Для подобных умозаключений нужен мозг, которого у ночной паразитки, скорее всего, нет. Дернув своей правой ступней, я согнал со своей ноги предмет эксперимента. Преследуемый недовольным писком, я продолжил свои околонаучные размышления. Если отсутствие сколько-нибудь развитого мозга у комара принять за очевидную данность, то тогда встает вопрос: чем моя подопытная тварь могла руководствоваться, когда удаляясь от моей руки, представлявшей для неё серьезную опасность, перелетела к моей ступне, где она могла бы намного безопасней реализовать свою жажду крови? Но раз она пьет кровь, то у неё, помимо желудка, должно быть и сердце, — продолжил размышлять я. — Если мозгу, чтобы принять решение, нужно изрядно потрудиться в сугубо материальной сфере, то для возникновения в сердце каких-либо чувств подобной материальной базы не требуется. Чувства могут возникать из ничего. Отправляясь назад через какое-то время. Говорить о том, что моя испытуемая, перелетая из опасной для неё зоны в менее безопасную, руководствовалась генной памятью предков также было нельзя. Ведь те комариные особи, которые попались человеку под его руку или корове под её хвост, погибнув, не могли передать своему потомству память об этом роковом для них факте. Но, если допустить, что и сердца у женских особей комара нет и чувства являются для них непосильной ношей, тогда мне остается допустить наличие у них такой эфирной субстанции как интуиция. Тогда именно своей интуицией или, проще сказать, логикой чувств руководствовалась моя ночная гостья, избрав местом приложения своих гастрономических усилий мою правую ступню. Вспомнить о своей правой ступне мне пришлось в тот момент, когда она сильно зачесалась. Быстро спрятав свою правую ступню под одеяло, я услышал комариный писк, наполненный на это раз чувством сытого довольства. Приблизившись к окну, подопытная тварь, не спеша, вылетела на улицу. Оставшись один, я стал думать о том, что не стоит размышлять о женской интуиции в присутствии носительниц этого свойства. Развить свою мысль мне помешал зуд в правой ступне. Вскоре мне пришлось убедиться в том, что думать и чесаться одновременно получится далеко не у каждого.

Источник: newsland.com